Взмах, удар, прыжок, еще удар, и огромный валун с тихим скрежетом распался на две половины. Хагас остановился, перевел дыхание, отточенным движением вонзил меч в ножны. Очередная тренировка окончена. Скоро и в этом ущелье не останется целых камней, и меч снова придется заказывать новый – побольше и попрочнее. Но что в этом толку? Что толку, что он научился одним ударом рубить камни и без промаха бить из лука в любую цель, если силы хранителя так и не появились? Одним лишь мечом и стрелами брата не спасти, не пойти против императорских войск и дворцовой охраны... Хагас понимал это, но снова и снова с ожесточенным упорством оттачивал свои навыки, втайне надеясь, что вместе с силой физической придет и другая сила – та, которая позволяла брату с легкостью расправляться с десятками монстров. Сила хранителя Генбу. Брату она была дана от рождения, вместе с символом, который в моменты опасности появлялся у него на переносице. Символ и значил «опасность». Но он был неполным – одна только нижняя часть, как будто кто-то стер верхнюю. Хагас все делил с братом пополам – они сами были словно двумя половинками одного целого – поэтому осмеливался предполагать, что вторая часть символа досталась ему, и проявится рано или поздно. Но шли годы, а никаких знаков у Хагаса не появлялось, как и каких-либо внезапных сверхспособностей. Он был слаб. Совсем не то, что Тэгу. В детстве, хотя они были одного роста, одного возраста, на одно лицо – бывало, только по одежде их и различали – Хагас всегда считал себя младшим, слабым и беспомощным. Он знал, что Тэгу всегда поможет, Тэгу защитит. После трагической смерти отца Тэгу взял на себя заботу о брате, да что там о брате – он, пятилетний мальчик, стал на защиту всего клана. Тэгу стоило лишь запеть, как его голос превращал всех хищников, осмелившихся посягнуть на их деревню, в кровавые ошметки. Но на солдат, через несколько лет явившихся от самого императора, повысить голос он не посмел… Они говорили, что мальчишка опасен. Что все хранители опасны. Весь императорский клан Роун так считал, кроме разве что принца Темудана – но кто же его тогда слушал, больного, лишенного прав на престол? Кто слушал старейшину и жителей деревни, просивших не забирать у них их защитника? И уж тем более, кому было какое дело до него, Хагаса, в слезах умолявшего не отнимать у него брата?! Бесполезного близнеца солдаты убили бы моментально, откажись Тэгу ехать с ними. И Тэгу в обмен на жизнь брата лишился свободы… Хагас чувствовал себя виноватым. И снова – куда больше, чем раньше – беспомощным и слабым. Они с братом враз поменялись местами – теперь Хагас должен был спасти того, на кого привык всегда полагаться. Но он не мог. Он знал только, что должен стать сильнее – как Тэгу, чтобы легко расправляться с десятками и сотнями врагов, и вот тогда… Тогда он явится в Торан, прямо в императорский дворец, разделается с ненавистным императором Тэгиру, поможет принцу Темудану вступить на престол и наконец-то вызволит Тэгу, как и обещал.
С тех пор прошло пятнадцать долгих лет – тоски, одиночества, трудностей, отчаяния и бесконечного наращивания силы. Хагас упорно овладевал всеми видами оружия, не раз становился наемником, научился хладнокровно убивать. Но этого все равно было недостаточно, чтобы рискнуть вломиться в императорские покои. Ведь если случится погибнуть или попасть в заточение, Тэгу уже никто не поможет… «Брат, подожди еще немного! Я обязательно тебя спасу!» – без конца мысленно повторял Хагас, надеясь, что вот-вот ощутит в себе способности хранителя. Он давно перебрался поближе к столице, чтобы сразу, как только это произойдет, отправиться во дворец. Но чем дальше, тем все меньше верил, что это возможно…
*** Тот день не предвещал ничего нового. Хагас как обычно пришел в ущелье, чтобы немного потренироваться и отработать удар, позволяющий расправиться одновременно с двумя противниками. Рукоять тяжелого меча грела ладонь, клинок привычно рассекал воздух, и Хагас уже собирался по своему обыкновению перейти к камням, как вдруг где-то справа, вдалеке, послышался странный гул. Хагас повернул голову и замер: на горизонте от земли ввысь тянулся темный вихрь, быстро разрастаясь, увеличиваясь в размерах. Смерч?! Но небо было ясным, день безветренным, и к тому же в этих северных краях отродясь не было никаких смерчей. Хотя в последнее время стало появляться много того, чего раньше не было… Определенно, смерч, причем с все нарастающим гулом он стремительно несся прямо к ущелью. Бежать было некуда – вокруг лишь отвесные скалы, позади – путь к столице, а этот черный вихрь, похоже, направлялся именно туда. Но Хагас даже и не пытался бежать. На него с приближением смерча все больше накатывало странное, давно забытое чувство – такое же, как тогда, когда брат применял свою силу хранителя. Ему словно не хватало воздуха, горло сдавил ком, в груди все сжалось, но в то же время отчаянно, безумно хотелось как можно глубже вдохнуть, насытиться, надышаться. Когда Тэгу пел, Хагасу будто забывал, как дышать. Ему казалось, что если он вздохнет поглубже или откроет рот, то помешает брату, что тот перестанет петь, поэтому всегда стоял молча, затаив дыхание. И теперь его осенила внезапная догадка: «Это не просто смерч! Это один из хранителей!» И тут же накатил прилив гнева. Хагас понял, кто бы это мог быть: тот, кому дана сила управлять стихией воздуха, хранитель Генбу, Уруки, известный как «демон смертельного ветра». Совсем еще мальчишка, но уже обладающий огромной разрушительной силой – такой, что его никак не могли ни схватить, ни убить. Слухи о нем появлялись то там, то тут – казалось, он носился по всей стране, как ветер. Он, как и Тэгу, с легкостью уничтожал десятки противников, но в отличие от брата, не боялся убивать и императорских солдат, и мирных жителей. Хагас нестерпимо завидовал ему. «Зачем ему эта сила? Почему он на свободе, когда брат в тюрьме?! Почему он обладает силой, а я нет?! Мне ведь она нужнее! МНЕ! НУЖНЕЕ!»
Ветер уже сбивал с ног, трепал длинные волосы, грохотал и бил пылью в лицо. Хагас стоял посреди ущелья, вскинув меч, готовый сразиться с огромным вихрем, готовый его остановить. Он уже видел, чувствовал – там, внутри, человек. Надо лишь допрыгнуть, дотянуться до него рубящим ударом. И Хагас прыгнул – как ему показалось, вперед и вверх, но на самом деле смерч сам подхватил его, поднял, закружил в бешеном темпе. Хагас оказался внутри темной воронки, стал частью нее, как и сам ее создатель, который мчался вперед, словно не замечая ни вырванных с корнем деревьев, ни поднятых в воздух камней, ни попавшегося на пути воина с мечом. Хотя как этот воин ни пытался удержать меч, вихрь все же вырвал его из рук. Но Хагас уже понял, что здесь не поможет сила оружия. Ему хотелось впитать в себя эту огромную воронку, вобрать чужую разрушительную силу. Он глубоко вдохнул и поднял голову, безмолвно обращаясь к тому, кто летел прямо над ним: «Тебе сила нужна, чтоб убивать, мне – чтобы спасти. Мне. Она. Нужнее!» И вдруг в оглушительный рев ветра вторглись звуки, от которых у Хагаса защемило сердце и почему-то отдалось резкой болью в переносице. Он узнал бы этот голос даже среди тысяч других – его невозможно было ни с чем спутать. Голос Тэгу. Брат пел где-то далеко впереди – там, куда рвался смерч, но его пение донеслось даже сюда, и словно превратилось в преграду, которая отгородила Торан от этого стремительного нашествия. Воздух вокруг стал тяжелым. Хагас почувствовал, как смерч будто уперся в невидимую стену, затормозил, но тут же с новой силой ринулся вперед. А песня брата не смолкала, нарастала, теснила вихрь. Сила голоса билась с силой ветра. Боль между бровей стала нестерпимой, тело – будто ватным, но Хагас не обращал на это внимания – главное, Тэгу жив! Впервые за пятнадцать лет Хагас убедился в этом, хотя и раньше ощущал каким-то десятым чувством, что брат не умер, что находится в этом мире, только неизвестно, где. Теперь было ясно, что все-таки в Торане. Но почему сейчас брат не хотел пускать его туда? Или не его, а этого «демона», Уруки? Защищал столицу от смертоносного смерча, как когда-то родную деревню от кровожадных хищников? Песня была все той же – долгой, протяжной. Смерч двигался навстречу ей рывками, то прижимаясь к земле, то снова вздымаясь в высоту. И пока ветер трепал Хагаса вверх-вниз, он снова сдерживал дыхание, боясь спугнуть этот голос. Но внезапно вихрь сбавил обороты, метнулся куда-то в сторону, и Хагаса вышвырнуло из воздушной воронки. Он ударился о камни, взметнув при этом фонтан брызг, и потерял сознание. Когда он очнулся, уже не было слышно ни пения, ни рева ветра. Вокруг лишь тихо журчала вода. Было мокро и зябко, все тело ныло. Хагас с трудом приподнялся и осмотрелся. Он лежал на спине в мелком горном ручье. С одной стороны простирался лес, с другой – каменистая равнина, взрытая недавним смерчем, который, казалось, бесследно испарился. Хагас медленно сел, прижал мокрую ладонь к лицу. Голова раскалывалась, но особенно саднила переносица. Откинув волосы со лба, он мельком глянул на свое отражение в воде и оцепенел. Меж бровей, опускаясь на щеку, дугой изогнулась половина иероглифа «опасность» – та самая, которой недоставало у брата.
*** Принцесса Эфинрука, прильнув к оконному стеклу, напряженно вглядывалась вдаль. Только что там от земли до неба простирался черный вихрь, стремительно надвигавшийся на Торан, но теперь от него в воздухе не осталось и следа. Он исчез так же внезапно, как и появился, и вместе с тем стихли странные звуки, похожие на протяжную песню, невесть откуда зазвучавшую под сводами дворца. Сзади скрипнула дверь, Эфинрука обернулась и тут же кинулась к вошедшей в комнату служанке: – Танса! Что это было? – Не бойтесь, принцесса, – ответила та с заметным волнением. – Что бы это ни было, оно миновало. – Но все-таки… Ты же видела смерч? Ты слышала пение? – Эфинрука словно пыталась убедиться, что все это ей не почудилось. – Да, Ваше Высочество. – Служанка бросила взгляд на закрытую дверь и понизила голос: – Говорят, это был один из хранителей Генбу, известный как Демон смертельного ветра. Он хотел прорваться во дворец. – Но зачем? – Чтобы уничтожить императора и заодно весь клан Роун, разумеется. Ведь Вам известно, что хранители – предвестники несчастий и бед для всей страны. А для Вашей семьи в особенности! – Уж кто предвестник бед для всей страны, так это скорее мой отец, – горько усмехнулась Эфинрука. – Ну а те странные звуки? Голос, который пел… чей он? – Ох, Ваше Высочество, – вздохнула Танса, – это тоже хранитель Генбу. Только он, похоже, не нападал, а защищал дворец. – Но ведь ты только что сказала, что хранители пытаются нас уничтожить, верно? Зачем ему нас защищать? Танса снова понизила голос до шепота: – Потому что Ваш батюшка его заставил. Это давняя история… Примерно за год до Вашего рождения его привезли сюда еще мальчиком. Лет восемь или девять ему было, но говорят, мог уничтожить любого одним своим пением. Вот Ваш батюшка и решил, что на свободе его держать опасно, а для клана Роун он может пригодиться. Принцесса задумчиво нахмурилась: – Но… почему же я раньше никогда его не слышала? – А он все это время молчал! С той поры никто из слуг его не видел – думали, что он помер… Точнее, что император приказал его убить – сами знаете, как он относится к хранителям! – Знаю, в том-то и дело. Поэтому не представляю, как мой отец вообще мог с ним связаться. К тому же, держать ребенка взаперти столько лет, чтобы использовать его в качестве охраны… Я должна поговорить с отцом! – Не надо, Ваше Высочество! – Танса умоляюще сложила руки на груди. – Вам же будет только хуже, опять скажет, что вмешиваетесь не в свое дело! Эфинрука упрямо сдвинула светлые брови: – Ну и пусть. Не могу я оставаться безучастной к тому, что происходит! Я всегда считала, что хранители – лишь легенда, что если они и появятся, то еще неизвестно когда. А оказывается, они вполне реальны, и уже здесь! Значит, в стране действительно все хуже некуда… Так что я пойду к отцу, а ты со своей стороны постарайся выяснить все, что сможешь, о том пленном хранителе. Служанка лишь снова вздохнула – отговаривать юную госпожу было бесполезно.
*** Император Тэгиру как раз закончил экстренное совещание со своими министрами – они толпой выходили из тронного зала, оживленно переговариваясь. Разумеется, речь шла о недавнем смерче, необходимости усилить охрану и уничтожить хранителей. Подождав, пока отцу доложат о ее прибытии, Эфинрука вошла в тронный зал, сдержанно поклонилась, и после того, как император произнес «Слушаю тебя, дочь моя», спросила напрямую: – Отец, это правда, что ты заставил одного из хранителей Генбу служить себе, и держишь его в плену? Тэгиру хмыкнул: – Не то, чтобы заставил… Скажем так, он не смог отказаться. – Но как ты мог? Ведь он же… – начала Эфинрука, но отец перебил ее: – Знаю, он опасен! Но сила хранителя, обращенная во благо клана Роун, может принести определенную пользу. К примеру, есть некоторые… важные вещи, которые я могу доверить только особой охране. Кроме того, в случае необходимости он сможет защитить нас от любого бунта и мятежа! Эфинрука вскинула голову – отец затронул тему, которая уже давно ее тревожила. – Значит, ты все-таки боишься мятежа? Понимаешь, что долго твое правление безнаказанным оставаться не может? Тэгиру гневно стукнул кулаком по подлокотнику трона: – Сколько раз я говорил тебе, Фирука, не женское это дело – вмешиваться в государственные дела! – Но отец, хранители появляются не просто так! Они рождаются, когда страна в упадке! – Да-да, они предвестники несчастий, – нервно закивал император, крепче сжимая кулаки. – Они не предвестники, – возразила Эфинрука, – а лишь следствие того, что дела у нас в Хоккане идут хуже и хуже. Причина несчастий – то, что ты разоряешь народ! – Я разоряю? – возмущенно вскинул брови отец. – Я обеспечиваю нам, великому клану Роун, достойное существование. Я делаю все для блага семьи! – Ты заботишься лишь о сегодняшнем дне. Повышаешь налоги, в то время как каждый год выдается все более холодным и неурожайным. Людям нечего есть, в стране голод, болезни, эпидемии! А что будет через десять лет, через двадцать, если и дальше так пойдет?! – Какое мне дело, что будет потом? – устало отмахнулся Тэгиру. – Все равно мне некому оставить трон. У меня нет преемника! Ради чего мне заботиться о народе и о стране?! Ради убогого братца, который уже обеими ногами в могиле, или ради приданого трем дочерям? Принцесса молча потупилась, а император с досадой продолжал: – Это всё ты виновата! Ты и твоя никчемная мать, которая так и не родила мне наследника! – Не смей так говорить о маме! – Эфинрука до боли сжала пальцы, так что ногти впились в ладони. На глазах выступили слезы. Дальнейший разговор уже не имел смысла. Принцесса повернулась и быстро вышла из зала, еле сдерживая крупную дрожь и пытаясь успокоиться.
Мама давно болела, а в последние полгода совсем слегла. Доктора делали все возможное, чтобы ее спасти, но она постепенно угасала, несмотря на главное сокровище клана Роун – «Камень Жизни», которым была отделана вся ее комната и который она носила в перстне. Возможно, этот камень и продлял ее жизнь, но исцелить не мог. Как и дядю Темудана, старшего брата отца, отстраненного от престола по причине смертельной болезни. А больных отец не выносил. Дядя был заперт в малом дворце в самой глубине сада, мама – в своих покоях. Ее почти никто не навещал, кроме врачей и дочерей. Эфинрука давно сбежала бы из дворца, если бы не мама. Ее она оставить не могла, но знала – как только матери не станет, она больше и дня здесь не продержится. «Это я во всем виновата. Если б я родилась мальчиком, возможно, все было бы иначе! Отец бы больше думал о будущем страны и не выжимал бы из нее все соки. Не упрекал бы маму без конца, и она бы не заболела. Я виновата во всех несчастьях… Если бы только я могла всё исправить! Спасти если не маму, то хотя бы страну и народ!» И тут в голове сами собой всплыли строки древней легенды: «Когда страна будет на грани разрушенья, явится дева из иного мира, и семерых хранителей сберёт, дабы призвать на землю бога Генбу. Свои желания тогда исполнит дева, и мир от всех напастей защитит». Оставалось надеяться только на жрицу Генбу и ее хранителей…
Ветер уже сбивал с ног, трепал длинные волосы, грохотал и бил пылью в лицо. Хагас стоял посреди ущелья, вскинув меч, готовый сразиться с огромным вихрем, готовый его остановить. Он уже видел, чувствовал – там, внутри, человек. Надо лишь допрыгнуть, дотянуться до него рубящим ударом. И Хагас прыгнул – как ему показалось, вперед и вверх, но на самом деле смерч сам подхватил его, поднял, закружил в бешеном темпе. Хагас оказался внутри темной воронки, стал частью нее, как и сам ее создатель, который мчался вперед, словно не замечая ни вырванных с корнем деревьев, ни поднятых в воздух камней, ни попавшегося на пути воина с мечом. Хотя как этот воин ни пытался удержать меч, вихрь все же вырвал его из рук. Но Хагас уже понял, что здесь не поможет сила оружия. Ему хотелось впитать в себя эту огромную воронку, вобрать чужую разрушительную силу. Он глубоко вдохнул и поднял голову, безмолвно обращаясь к тому, кто летел прямо над ним: «Тебе сила нужна, чтоб убивать, мне – чтобы спасти. Мне. Она. Нужнее!» 
Подождав, пока отцу доложат о ее прибытии, Эфинрука вошла в тронный зал, сдержанно поклонилась, и после того, как император произнес «Слушаю тебя, дочь моя», спросила напрямую: 
